Летучая мышь вздохнула:
– Обидно, что ты себе именно такой меня представляешь. Нет бы, голубкой сизокрылой или сгустком света, на худой конец.
– А кто ты на самом деле?
– А ты не понял? А что ж тогда завис на полчаса перед моей палатой?
– Зинон?!
Летучая мышь хрипло рассмеялась:
– Догадался! Ну, наконец-то. Кстати, за сигареты спасибо. Хоть и не пригодились, а все равно приятно.
– Что ты делаешь в моем сне?
– А мне теперь, понимаешь ли, во сне гораздо сподручнее. – Глаза-пуговицы хитро блеснули. – Вообще-то, я к тебе по делу. Послание у меня к тебе.
Мама дорогая! У летучей мыши по имени Зинон к нему послание! И что только не приснится!
– Ну, давай свое послание, – подумав, разрешил он.
– Не могу. Это будет не по правилам.
Клим возмущенно вздохнул – не сон у него, а сплошная головоломка!
– Ты просто смотри внимательно и сердце свое слушай. Может, и поймешь.
– На кого смотреть?
– На нее смотри, на кого ж еще? Ей сейчас плохо, немногим лучше, чем мне. И времени остается совсем мало. В Зазеркалье время течет по-другому.
– У кого времени мало?
– У всех. – Летучая мышь вздохнула. – Я, наверное, к тебе больше прийти не смогу. Она хочет меня отпустить, насовсем. И ее хочет отпустить…
– Кто?!
– Она…
Клим проснулся с тяжелой головой и твердой уверенностью, что медленно, но верно сходит с ума. Это уже не просто сон, это уже сериал какой-то! Какая-то загадочная «она» собирается всех куда-то отпустить. А он должен смотреть в оба, чтобы это безобразие предотвратить…
В спальне было темно, захотелось солнечного света. Клим подошел к окну и замер – на атласной ткани штор были отчетливо видны следы от когтей… Все, самое время вызывать психбригаду…
Убедить себя, что сон – это ерунда, а затяжкам на шторах, наверняка, найдется разумное объяснение, ему удалось только ближе к обеду, но на душе все равно было муторно, и Клим решился. Все равно работник из него сейчас никакой. Лучше потратить время с пользой, навестить Диану. «И Зинон», – шепнул внутренний голос.
На сей раз он подготовился основательнее, одними цветами не ограничился, накупил фруктов и шоколада, приобрел кипу глянцевых журналов и плюшевого кота. Кота он выбирал с особенной тщательностью. Может, девочкам, в самом деле, нравятся такие вот финтифлюшки.
Диане кот понравился. До такой степени, что она снова расплакалась. А рядом, как назло, не было Виталика, обладающего чудесным даром утешения. Пришлось утешать ее самому.
У него получилось. Минуте этак на пятнадцатой рыдания перешли в жалобные всхлипывания, появилась робкая надежда, что скоро слезы высохнут окончательно. И тут он допустил страшный промах – сказал Диане, что оплатит ее пластические операции, и рыдания возобновились. Эх, лучше бы он сказал ей про операцию сразу, как только вручил кота. Отревелась бы одним махом, не пришлось бы теперь тратить время и нервы.
– Клим… – Девочка поймала его руку, прижала к своей мокрой щеке. – Спасибо вам огромное. Вы даже не представляете, что вы для меня сделали!
Да все он прекрасно представлял. Он дал девочке надежду, только и всего. Ему мелочь, а ей – счастье.
– Ну все, Диана, успокойся, – сказал он мягко, ну точно заботливый дядюшка. – Ты пока давай, поправляйся, а с операцией мы разберемся. Хочешь у нас или за границей?
– Я не знаю. – Девочка вся аж светилась от счастья. – Лучше, наверное, там, где дешевле.
– Лучше там, где лучше, – строго сказал он. – Я выясню, где лучше, обещаю. А теперь мне пора.
Он вышел из палаты почти бегом: испугался, что Диана снова начнет его благодарить, испугался собственной сентиментальности…
В палате Зинон никого не было, кроме нее, или ее тела, или оболочки – он не знал, как думать. Клим подошел к кровати, погладил руки-птицы, сказал шепотом:
– Привет.
Аппарат гудел, Зинон молчала.
– Что же ты мне хотела сказать? – спросил он. – На кого я должен смотреть? На Алису?
Это было странно – все равно, что разговаривать самим с собой, но Клим чувствовал правильность происходящего, и некое смутное, горько-полынное чувство, терзавшее в последнее время его душу, отступало.
– Мне нужно тебе кое-что рассказать. – Он вздохнул, собираясь с духом. – Это как исповедь. Исповедуешь меня, Зинон?
Она не ответила, но он все равно понял, что она согласна.
– Я ведь виноват перед ней. Я был молодой и глупый, любил играть с судьбой в лотерею. Мне всегда нравилась цифра пять. Было в ней что-то магическое, если хочешь, даже кармическое. Это я сейчас понимаю, что нельзя было так, а тогда я был дураком. Уже не помню, кто затеял тот спор. Неважно… Я сказал, что проведу ночь с пятой по счету встречной, надеялся, что судьба будет ко мне благосклонна… А она подкинула мне Алису. – Он усмехнулся. – Ты бы ее видела – неуклюжая, растрепанная, в дурацких очках и нелепой плиссированной юбке. Я решил, что судьба издевается, я даже обиделся. А потом оказалось, что она – особенная, просто нужно снять с нее все лишнее: очки, нелепую одежду… Просто нужно заглянуть ей в глаза. У нее необычные глаза, правда? Я хотел рассказать ей о ее необычности утром, а она не стала ждать до утра и ушла. А потом вернулась и стала меня шантажировать. Знаешь, я воспринял это, как предательство. Моя судьба не должна была вести себя, как продажная девка…
Аппарат зашумел чуть громче, или ему просто показалось?…
– Вот так. – Клим задумчиво посмотрел на плясавших на мониторе солнечных зайчиков. – А сейчас я все время думаю, что, может быть, тогда, десять лет назад, мы оба были неправы, и она, в самом деле, – моя судьба?